Георгий Спешнев

Писатель-авангардист, продолжатель русского авангардного искусства и русского футуризма, экспериментатор в области словотворчества и «зауми» Георгий Валерианович Спешнев был связан с историческим авангардом и прежде всего с Хлебниковым. Подобно Хлебникову Спешнев видел в слове сущность. Это видение подвигало его к поиску новых сближений слов, а также «нового правописания». Его звукописьмо было направлено на преобразование поля словесности из «молчащего» в звучащее. Одним из главных положений свода творений  Г. Спешнева является его Антиэстетика, Антикрасота — иносказание красоты. В Антипоэзии Спешнева действуют Антиметафоры — «уподобления по противоположности», возникает Антиметр — «ритмичное нарушение метра», Антирифма — протипоставления звуков, «звуковой контраст».

 (см. статью Сергея Бирюкова о Георгии Спешневе в рубрике Ревю)

 

 Из книги «Личное дело или Обнова. Избранное из неизданного»

 

 

Критика нечистого разума

 (Фрагменты)

Обнова ли? Не вернее ли было бы более скромное — Обноски модернизма, авангардизма и прочих «измов»? Ведь почти ничего из сказанного здесь на антитему в отдельности не ново. Ново только то, что это приведено в систему. Но ведь и весь, последовательно развивавшийся авангардизм нашего века не есть ли системное выворачивание общепринятого на изнанку? Изнанка и была новой стороной дела. Но не значит ли это, что мое сочинение есть попытка выдать вторично перелицованное за новое?

Что такое новое ?

Мне, как, вероятно, и всем другим, заботливо отгороженным во времени и пространстве и пишущим в ящик стола, приходилось неоднократно узнавать только мне неизвестное и повторять чужие открытия. Но вторичное открытие — уже не повторение. Ибо открытие — это точка зрения. Открытие — это личность.

Пересказывая старую сказку, каждый сказитель сочиняет ее заново. И по-своему. И это — уже новая сказка. Все равно – слышал ли ее сам сказитель раньше от других, или она, независимо от других, возникла сама-собой в его воображении.

Вечное движение равнозначно вечному покою. Вечное обновление — это и есть постоянство. И каждое повторение неповторимо.

Ново, как раз, понимание этого и осуществление, вопреки всему, необъяснимой новизны.

Однако, Обнова — это не только перелицованные обноски еще и потому, что это не только отрицание. И даже совсем не отрицание.

Отрицание — это объяснение нового старым, как его противоположность. Но противоположность не нова, потому что вечна. Ее не могло не быть всегда. А новое несопоставимо ни с чем. И потому ни с чем не совпадает и ничему не противоположно.

И в Обнове отрицание — только предлог. Или условие. Условие слова. Нового слова. И новой красоты.

Красота — это не только совершенство. Но и стремление к новому совершенству. Обновление — это отклонение, т.е. уродство.

Вопрос в том, достаточно ли это уродливо, чтобы быть красотой?

Но Обнова ли это, все-таки? Ведь будущее давно уже устарело.

 

ненужные объяснения

(Фрагменты)

Низложение нужного

Новое непонятно пока не устареет.

Эта последняя книга написана для того, чтобы стали понятней все остальные.

В сборники она не входит и не служит их кратким изложением. Короче и проще, чем я написал в сборниках, то, что я хотел в них написать, я и не мог бы.

Я также не собирался в этой книге дать исчерпывающее изложение своих взглядов и приёмов или подвести итоги. Да и положения, изложенные в этой книге, я не соблюдал слишком строго и последовательно. Ведь теория возникла после практики.

Вернее, здесь нет теории. Просто получилось так, что я, закончив сочинение, извлёк из него кое-какие последующие выводы, которые, как мне кажется, понадобятся как предварительные положения или некий мост между мною и современниками.

Теперь, когда пишется эта лишняя книга, человечество успело переболеть всеми видами антинауки и антиискусства.

Подлинное обновление освободилось, кажется, от всегда сопровождающей его крикливой моды. Нынче мода на «ретро». И поэтому не ради моды, а ради удобства строю свой мост на трех антикитах.

Но атикиты плавают на неопределённом и безбрежном море, которое я не берусь исчерпать этими вводными тетрадями.

Нельзя и забывать, что на трех китах располагался весь древний мир, а на моих антикитах — только мост над пропастью между мирами.

Однако можно-ли и нужно-ли объяснять заумь, мосты к ней строить?

Заумь — завтрашний ум. А разум — всего лишь привычная и прирученная заумь. Всего лишь форма, которую принимают за содержание.

Логика — скелет. Но скелет переставший быть опорой живого.

Потому что живое мясо речи заизвестковалось и окостенело в скелет.

Ум должен быть свободным. Должен жить. Должен не иметь готовый, а принимать произвольный облик. Это и есть заумь.

Мысль — это заумь очерченная словом.

Хорошие стихи и в прошлой, то есть в классической, поэзии — заумны. Во всяком случае заумно всё то, что в них ценно, в них разумное — это только канва по которой вышиты узоры зауми.

Внутренних связей нет. Это противоречит смыслу самих слов. Понимание этого требует замены мнимой внутренней связи или логики на внешний распорядок. Законы не существуют, а устанавливаются.

Антикиты и понадобились чтобы объяснить это и чтобы построить перекидной мостик к зáмку зауми. Но для примера пришлось и приоткрыть ворота зáмка.

 

Антипоэзия использует (негативную) — отрицательную сторону языка. Язык как средство разобщения. Ибо язык — граница и различие. Языки различны. Язык — тайна.

Отрицание — обновленный образ речи, а значит и действительности, которая и есть речь.

Мое намерение — войти во все дома ума

 (Фрагменты)

Мое намерение — войти во все дома ума. И во все умы домов. Постучаться во все двери-веры. Заглянуть в подвалы воли. Залезть на чердаки причуд. И чуда. Напомнить. Вспомнить. Сомкнуть нить сомнений. Мнить. Возродить. И то, что было. И то, что быть могло. И то, что не могло. Быть.

***

Добра стали стыдиться. Оно смешно. Как и все личное. Бесстыдно лицемерие, потому что оно стало общественным обрядом. Но нет худа без добра. Добро и должно быть стыдливым. Оно есть тайна личности. Зло тайна общественная. Слово таинственно. Искусство — таинство. Художник создает тайну, не зная ее. Потому что красота — тайна Бога…

 

 Будни — это незамеченное Воскресение.

(Фрагменты)

Молочная ночь.

Будни — это незамеченное Воскресение. Во мгле могил тлеют неугасимые воспоминания. Останки — будущее. Ожидание — возрождение. Всю жизнь, нет-нет, я возвращался в этот хриплый теплый, будто хлопотливо в платок пуховый, закутанный закуток всех истоков, всех событий забытья. И шел я будто мимо забытых будок — побудок бытия, мимо неразбуженного будущего. И бесчисленны были и следы мысли, следы мысленные под ногами и на стенах. Но таинственно нутро домов. И я тайну их до сих пор лелеял как надежду. 3аглядывал лишь в окна, как в чужие души. Потемки томные сонного молока. Оклики лакомые окаменелого сияния.

IV. Потомки потемок

(Фрагменты)

1. Думы дома.

Но, возвращаясь в переулок, я не возвращался сам в себя. Все ждал возвращения других. К себе. Но и чтоб вернуться к ним. Но никого! И я шел все время мимо зримых и незримых стен сегодняшних и вчерашних. Теперь-же коли я берусь за розыск, я должен не ждать возвращения и не возвращаться, а возвратить. И не проходить я должен мимо знакомых и незнакомых стен, а войти в нутро домов и слежавшихся в них жизней. Дом не скелет лестниц и не шкура штукатурки. И не поле битв безответных. И не клетка тела лет. Дом — мысль события.

VI. Движар

1. Дремудрые узоры. Сонный цветер. Просинь сени — синерица.

2. Плач наш деловит и страстен.

3. Мы хотим остаться, чтоб не стоять на месте.

4. Движение предпологает направление. Это — личность.

5. Но движение не только инерция или самосохранение. Это и ускорение или страсть. Это рост.

6. Всё и вся движется, но всё и вся растёт. Предела роста нет.

7. Светёлки-тёлки окон. Крышаг коныкарства крыльяростно ржёт. Крыльцаревна златемницы цырь!

 

Плачизна.  Плач по волосам

(Фрагменты)

столбец 3

I. Зазывальня

1. Вострубим в острожмурые трубы зауми, в острова гуслизова жемчужбины мостьбы! Рысы росы проруби бури грузьбы хрусь Руси, Сниковы оковы москови звин во поле вопля.

2. На кого же ты, Боже, покинул нас, малых детушек, шёл? оветушек слышнови? Осиротело тело безголовое у Руси, у всей молителой. Сиротство же наше — жаржажда, жди Бога.

3. Для разгону, развону разговор-разговение, ливоли, ливени, липоле. Сняли голову нашу, так по волосам и восплачем.

4. Плач — вече. Плач — вечен. Плач — вечер речьверчи, рычерви, рвиречи.

5. Но зачем же жечь стоны, затоны пухзвона, когда згинули мызги из мира ризжизни. Зачем меч — лечь плача, по волосам голосить, — ведь не все волосы дорости успели, а иные еще не выросли? А главное-безглавное, — мы ведь уходим навсегда?!

6. Нет мы не уйдем, хоть уходим. И этот плач — не по упущенному нами и невозвратимому, а по похищенному у нас. А похищенное должно вернуться к нам, потому что без него нам и уйти нельзя.

7. А упущенного у нас и не было. По нему пусть плачут похитители.

 

Я — яма

(Фрагменты)

II. Кожа прыжка

 

1. Дрогоры

Вдруг вздрогнула дорога.

Рога гор брызнули резвые резьбы.

 

2. Коль мрака

Красная кража торжества.

Кружевной прыжок дрожи.

Румяный крик мрака.

 

3. Плесня

Осыпались заспанные песни.

Весело заплесневела вселенная.

 

 

4 Полёт падения

Крылья тяжести плеснулись жить.

 

5. Небод

Небо — дно свободы.

Свадьба взгляда.

 

6. Босой вздох

Насупились следы вздоха.

Ступени пустоты босо спят.

 

7. Тупустье

Пасть сути — пусть упасть.

 

III. Солённое солнце

 

1. Словолуние

Заснули замусоленные луны слова.

Густые гусли снега смугло погасли.

 

2 Казноры

У зоркой казни окон спело полом поломанное солнце.

 

3. Застень

Потянулась тонкая бездна застенчивой тишины.

 

4. Нагуб

Нога гомона неги гонений нага мигом.

Бег губ погиб клочьями в мучительных челнах лучей.

 

5. Ночерь

Чин ночи — чёрное утро.



https://ridero.ru/books/lichnoe_delo_ili_obnova/


https://speshnev.wordpress.com/

 

 

Комментировать